Счастливый остров - Страница 12

Дом был построен из отборных сосновых досок, с настоящими дверями и застекленными окнами. Нам не преминули разъяснить, что это один из двух домов на Рароиа, имеющих потолок для защиты внутренних помещений от жары. Мы сложили все вещи в одной комнате и пригласили «носильщиков» войти во вторую. Остальные жители острова расселись на веранде; несколько ребятишек забрались на дерево, чтобы лучше видеть все происходящее.

Пока мы нерешительно рассматривали гору ящиков, на которой восседали два жалобно мяукавших котенка, и отвечали, как могли, на вопросы любознательных раройцев о назначении привезенных нами диковинных вещей, пришла Тутамахине и позвала нас к себе отобедать. В нашу честь она приготовила европейское блюдо — вернее то, что представлялось ей европейским блюдом.

На длинном столе перед домом красовалась большая миска с томатным супом. Мы ничего не имели против томатного супа, но, стремясь угодить нам, Тутамахине мобилизовала все свои ресурсы, и, помешав в миске, мы обнаружили не только маленькие сосиски, картофель, шампиньоны и куски кое-как разрубленной курицы, но даже целую рыбу, точно по недосмотру погибшую в кастрюле.

Пока Ронго разливал суп, Тека спросил, как поживает наш король. Мы отвечали очень обстоятельно, так как знали, что интерес вождя искренний и неподдельный. Затем он, как и положено светскому человеку и хорошему полинезийцу, стал осведомляться о здоровье всех принцев и принцесс, а также губернаторов и менее значительных вельмож и их родичей. Мы честно старались удовлетворить его любопытство и усердно чертили на песке генеалогические деревья.

Тупухоэ очень хотелось побольше узнать о жизни в стране попаа (то есть стране белых, подразумевая Европу и Америку вместе), и мы не пожалели сил, чтобы нарисовать возможно, более понятную и достоверную картину. Наш рассказ подтвердил самые худшие подозрения раройцев; Ронго следующим образом выразил мнение присутствующих:

— Совсем как на Таити! Там люди платят хозяину, чтобы он пустил их жить в дом, там даже рыбу продают за деньги! (Общий смех по поводу столь извращенных нравов.) Люди смотрят на часы, чтобы знать, когда начинать работу, а другие ходят без работы. Вы хорошо сделали, что приехали сюда. Здесь всем хватает еды, а работают — кто когда пожелает.

Возвратившись к своему роскошному дому, мы обнаружили, что возле него снова собралось чуть ли не все население острова. Каждый пришел с подарком и вручал его нам с улыбкой и рукопожатиями. Большинство подарков вполне отвечало духу времени; так, нам преподносили ковриги хлеба, консервы, пиво. Вообще же обычай делать подарки существует в Полинезии издавна. Совсем не обязательно тут же отдаривать, однако вежливость требует, чтобы позднее, когда представится удобный случай, было отвечено такой же любезностью. Если подарков много, их немедленно распределяют среди всех присутствующих. Мы так и поступили: слегка переворошив груду даров, мы роздали их островитянам, тщательно следя, разумеется, чтобы преподнесший, скажем, хлеб, получил консервы, подаривший пиво — ковригу хлеба и так далее. Все были очень довольны нашим знанием этикета и охотно помогли навести порядок в доме.

Перед самым заходом солнца на острове начался своеобразный концерт. Кто-то на краю деревни затянул песню, другие подхватили; скоро со всех сторон звучали музыка и пение. Потом песня стала удаляться, и одновременно отдельные голоса начали сливаться в единый мощный хор. Теперь пение доносилось из определенной точки на берегу лагуны. Мы пошли туда и очутились у дома собраний, самого большого здания в деревне. На веранде вокруг яркой керосиновой лампы разместилось с десяток молодых гитаристов, рядом сидела группа поющих женщин. Это были лучшие музыканты и певцы. Остальные расположились во мраке возле дома; мы присоединились к ним.

Долго звучали грустные лирические напевы. Внезапно они сменились бурной зажигательной музыкой. Легкая тень отделилась от темной толпы зрителей: Тетоху приготовился начать танец. И вот он кружится в импровизированной пляске, приветствуемый одобрительными возгласами. Еще несколько человек вступили в световой круг, а затем и все остальные преодолели свое смущение. Более получаса продолжалась исступленная пляска, потом темп ее начал ослабевать и аккомпанемент стал нестройным и путаным, будто гитаристы вдруг сбились.

— Сейчас в вашу честь исполнят песни попаа, — объяснил нам сосед.

И действительно, музыка делалась все более протяжной и жалобной, и чем больше она утрачивала свой полинезийский характер, тем неувереннее становились движения танцоров. Никто толком не знал современных танцев, но каждый старался, как мог, подражать завсегдатаям танцевальных площадок Папеэте.

Кое-кому удалось изобразить скучающий вид, присущий их европейским образцам, однако движения ног оставались совершенно беспорядочными. Более других преуспел Нуи, очевидно потому, что он единственный из всех щеголял в обуви. Босые ступни остальных все время обгоняли музыку; Нуи же, благодаря увесистым полуботинкам сорок пятого размера, более или менее укладывался в такт.

К всеобщему облегчению, танцевальная программа служила лишь прелюдией к гораздо более интересному номеру — полинезийскому хоровому пению. Два обстоятельства придавали этому особый интерес. Во-первых, большинство песен были очень старинные, во-вторых, все знали их наизусть. Музыканты отложили в сторону гитары и присоединились к могучему хору. Звуки песни то усиливались, то ослабевали — подобно гулу прибоя вдоль берегов лагуны. Завороженные, слушали мы древние религиозные гимны, полные неги любовные песни-теки, военные песни и здравицы.