Счастливый остров - Страница 14

Остаток дня мы провели, лежа на спине в полуобморочном состоянии. Под вечер снова пришел Хури, веселый и бодрый, и пригласил нас расправиться с остатками обеда, однако мы забили отбой, так как не могли двинуться с места.

2 декабря. Ронго снова выиграл утреннее состязание: когда мы проснулись, кофе был уже сварен.

С утра к нам явился с визитом бывший вождь деревни, Хикитахи, облаченный в пробковый шлем и красный галстук. Раройцы считают его самым старым человеком на острове, однако никто не знает толком, сколько ему лет. Хикитахи родился задолго до того, как белые стали записывать в большую книгу столь незначительные, с точки зрения полинезийцев, вещи, как год и день рождения. Кстати, книга эта находится в Папеэте, и никто из раройцев ни разу не видел ее.

Старик с поразительной силой стиснул мою руку, посмотрел мне прямо в глаза и неожиданно произнес:

— My name is Isidor, one, two, three!

Затем он точно таким же образом приветствовал Марию-Терезу, еще раз пожал нам руки и медленно удалился, провожаемый восхищенными взглядами земляков.

Подозреваю, что Хикитахи — Айседору редко приходилось пускать в ход свои лингвистические познания, приобретенные в Папеэте лет восемьдесят назад; и все же их запас был вполне достаточным, чтобы вся деревня с завистью смотрела на единственного островитянина, владеющего английским языком! Правда, Этьен, четыре года учившийся в школе в Папеэте, свободно говорит по-французски; вождь Тека тоже неплохо изъясняется на этом языке, хотя, подобно всем полинезийцам, часто путает «л» и «р». Несколько слов по-французски знают еще два островитянина, и это всё.

Вообще же раройцы говорят на смеси туамотуанского и таитянского диалектов полинезийских языков. Первоначально туамотуанский диалект отличался от таитянского, примерно как датский язык от шведского, но частые поездки в Папеэте и постоянный контакт с торговцами, миссионерами и командами шхун, говорящими по-таитянски, сильно повлияли на язык раройцев и сгладили различия. В наши дни все раройцы моложе пятидесяти лет говорят на смешанном наречии, и только горстка стариков, по свидетельству самих местных жителей, сохранила почти чистый туамотуанский диалект. Тека уверяет даже, будто разница между языком старшего и младшего поколений настолько велика, что ребятишки часто с трудом понимают своих дедушек и бабушек!

Таким образом, отсутствие туамотуанской грамматики и словаря для нас особой роли не играет. Мы вполне обходимся запасом слов, который приобрели за время пребывания на Таити. Отчасти нам помогают добытые с большим трудом таитянская грамматика, изобилующая фразами вроде «Гомер написал „Илиаду“», изданная американскими миссионерами-мормонами, и словарь, в котором половину словника составляют медицинские и литературоведческие термины. Практическая ценность этих пособий, увы, несколько ограничена. Чтобы поправить дело, мы начали сами составлять список слов, и добрые раройцы настолько заинтересовались этой работой, что окружают нас густой толпой, стоит нам появиться где-нибудь со своими тетрадями. Многие так торопятся сообщить нам названия различных предметов, что тараторят наперебой, и пока единственная трудность — останавливать их. Кроме того, желая как можно быстрее преуспеть в изучении языка, мы наняли Этьена на должность учителя и переводчика.

3 декабря. Встали в пять часов и наконец опередили Ронго. Когда он немного погодя пришел на цыпочках готовить нам завтрак, мы предложили ему сесть за уже накрытый стол. Как ни настаивал Ронго, что его долг названого отца каждое утро готовить нам завтрак, мы сумели убедить его, что должна же быть какая-то граница радушию и гостеприимству. Однако Ронго не мог уйти, ничего не сделав для нас, и весь этот день он помогал наводить порядок в доме. Его заботливость простиралась так далеко, что он приколотил жестяные заплаты везде, где, по его мнению, дуло, а так как дыр и щелей в стенах хватало, получилась довольно сложная, но не очень красивая мозаика.

В деревне страшно удивляются тому, что Мария-Тереза сама готовит и занимается уборкой. Среди раройцев распространено убеждение, что белые женщины никогда не работают. Маопо, ладно сложенный мужчина лет тридцати, который находился на одном из островков по ту сторону лагуны и только сегодня вернулся в деревню, заглянул к нам вечером, чтобы проверить удивительные слухи.

— А что, много женщин в стране попаа? — спросил он с интересом.

Мы заверили его, что их там гораздо больше, чем жителей на всех островах французской Океании вместе взятых. Наши слова явно произвели сильное впечатление.

— Жаль, что я живу здесь, — сказал он, — не то бы я женился на женщине попаа.

— Чем же плохи раройские девушки? — полюбопытствовал я.

— Тем, что не хотят оставаться на Рароиа. Уезжают на Таити и выходят замуж за таитян. И так на всех здешних островах. Самые красивые девушки переселяются на Таити. Кто не выйдет замуж, сидит в баре.

Всегда найдется моряк с деньжатами. Нас уже пять холостяков скопилось на Рароиа.

— Но если в Папеэте столько женщин, почему ты не съездишь туда и не выберешь себе жену? Наверное, многим из них уже надоело в Папеэте.

— Нет, им никогда не надоедает. Они готовы пить, плясать и веселиться без конца. В наши дни, чтобы жениться, надо жить в Папеэте и иметь доллары, много долларов…

Н-да, некоторые проблемы раройцев удивительно знакомы…

4 декабря, воскресенье. В семь утра церковные колокола начали сзывать прихожан на богослужение.