Счастливый остров - Страница 39

Тахути и Кимитонга не составляли исключения. Сначала они решили окрестить свою дочку Рева Ансельм. Мы осторожно возразили, что хотя это, бесспорно, звучит очень красиво, все-таки Ансельм — мужское имя и потому не совсем подходит. Родители было приуныли, но затем Тахути полистал календарь и нашел нечто более подходящее.

— А не назвать ли нам ее Коратика? — предложил он.

— Погоди, разве ты не дашь ей второе имя на языке попаа, как все остальные? — спросил я.

— Так это же и есть на языке попаа! — возразил он с упреком. — Так звали сестру Пенетито (полинезийское произношение имени «Бенуа» или «Бенгт»).

Мы посмотрели в календарь; Тахути гордо показал написанное большими буквами слово «Схоластика». Совершенно верно — по-полинезийски оно произносится «Коратика»…

В конце концов он уступил нашим уговорам и согласился назвать девочку Мартиной. Конечно, имя не отличалось оригинальностью, но оно, во всяком случае, не вызовет смех у педантов.

В Полинезии в повседневном обиходе те французские имена, которые удалось приспособить к законам местного языка. Часто это влечет за собой настолько сильное изменение, что почти невозможно узнать европейский корень. Во всяком случае, мы не сразу разобрали, что Кикерия — это Цецилия, Пени — Беньямин, Титин — Кристин, Руита — Луиза и Теретиа — Тереза.

До возраста двух или трех лет жизнь маленького раройца почти не отличается от жизни его европейских сверстников, если, конечно, не считать, что за ним нет такого присмотра и ухода. Зато потом многих детей ожидает важная перемена: в Полинезии очень широко распространено усыновление, и свыше трети малышей до пяти лет переходят в другую семью. При этом предпочитают отдавать девочек, так как мальчики рано начинают помогать на заготовке копры. Примечательно, что детей берут не только бездетные семьи, — родители, имеющие четырех-пятерых ребятишек, ничуть не против того, чтобы добавить к ним еще одного-двух. Нередко, отдавая своего ребенка, одновременно усыновляют чужого.

Этот обычай типичен для Полинезии и возник так давно, что сейчас трудно объяснить его происхождение. Сами раройцы довольствуются простейшим объяснением: мол, так принято исстари.

То обстоятельство, что усыновление происходит не раньше, чем ребенку исполнится два-три года, отражает сугубо деловой подход островитян к этому вопросу: они предпочитают выждать, пока ребенок хоть немного сформируется.

Специалист по детской психологии, возможно, скажет, что в таком возрасте ребенку уже нежелательно менять семью, однако в условиях Рароиа это не так уж страшно. В отличие от нашей практики усыновление здесь редко влечет за собой резкую перемену. Ребенок постепенно, не спеша осваивается с новой средой, связь с собственной семьей никогда не прекращается. Расстояние до родного дома не превышает трехсот метров, и настоящие родители имеют полную возможность следить за своим ребенком после перехода его в другую семью.

Часто усыновленные дети попеременно живут в новом и старом доме. Кстати, для раройских детей в этом вообще нет ничего странного и необычного — ведь у них с самого рождения несколько отцов и матерей! В полинезийском языке нет особых слов для обозначения дяди и тети, их здесь тоже называют папой и мамой, и относятся к ним как к родителям. Таким образом, одним отцом или одной матерью больше или меньше — это для маленького раройца безразлично!

У раройских детей очень рано появляются определенные обязанности. Раройцы считают, что дети должны приносить пользу наряду с прочими членами семьи. Даже малышам поручают подчас сравнительно трудную работу. Четырех-пятилетние дети носят воду из большой общинной цистерны, многие из них ходят со своими бутылками до десяти раз в день. Другим поручается тереть орехи, мыть посуду или еще что-нибудь в этом роде. Восьмилетние девочки уже стирают, гладят и стряпают, а мальчики участвуют в заготовке копры и рыбной ловле. Одновременно девочки начинают присматривать за младшими детьми — умывают их, одевают и играют с ними; иными словами, старшая сестра исправно выполняет родительские обязанности. Принято также оставлять мальчика или девочку для ухода за престарелым дедушкой или бабушкой, когда вся семьи на несколько недель отправляется на другой остров заготовлять копру.

При этом раройцы отличаются большой последовательностью: поручая детям работу взрослых, они и относятся к ним как к взрослым. У родителей нет секретов от детей, и последние рано привыкают деловито и реалистично смотреть на жизнь. Родители предоставляют им почти полную самостоятельность, целиком полагаясь на их способность следить за собой.

Выполнив все текущие обязанности — но не раньше! — дети могут свободно располагать своим временем. Многие родители позволяют детям самим решать те или иные вопросы даже в случаях, когда знают, что решение не может быть разумным. Так, часто старшие возвращали нам лекарство, полученное для сына или дочери, с простодушным и примечательным объяснением, что больной не хочет его принимать — невкусно!

То обстоятельство, что дети рано начинают работать и чувствовать ответственность за свои поступки, в свою очередь значительно ускоряет их развитие. Уже в десять-двенадцать лет мальчики и девочки умеют делать все, что делают взрослые. И в физическом отношении многие уже вполне развиты, хотя некоторым требуется еще несколько лет, чтобы достичь биологической зрелости.

В нашем так называемом цивилизованном обществе трудности переломного возраста обычно связывают именно с биологическим процессом превращения ребенка во взрослого человека. Однако многие этнологи указывали, что в «примитивных» общинах этот период отнюдь не связан с бурными кризисами и осложнениями, а проходит спокойно и гармонично. Иными словами, причина кроется не столько в биологических, сколько в социальных условиях. Наблюдения на Рароиа подтверждают это, и очень интересно провести сравнение со Швецией.